Советский Союз (глава 6)

Всё хорошее проходит — прошёл и месяц общения с Гедиминасом. Счастливый месяц с умным старательным любовником, с которым было о чём поговорить после секса. Гедиминас потом писал мне из части, а один раз прислал фотографию: он при полном параде, в лихо заломленной набок фуражке, а рядом смущённо улыбается другой солдат, явно «первогодок», и вовсе не при параде — в одних трусах. Они стоят рядом, парень заслоняет правую руку Гедиминаса, но мне понятно, где она — она на заднице парня, а может, уже и прямо в дырочке, которая давно уже принадлежит оприходовавшему её «деду»-«ёбарю». И поэтому он так смущённо щурится в объектив фотоаппарата другого «деда», который сейчас отложит объектив и пойдёт давать ему за щеку. А может, и не ему. Может, рядом ждёт своей очереди ещё один готовый к сексу «салажонок»… Словом, расфантазировался я, но было ясно: Гедиминас шалит.

Шалил и я. Уже через неделю после отъезда Гедиминаса я увидел за забором военного госпиталя невысокого крепкого паренька — чёрные глаза, чёрные, как смоль, волосы, миндалевидный разрез глаз, мягкая улыбка. Я запал! Парня звали Саламатом, был он из Караганды, по-казахски почти уже и не разговаривал — зато русский знал очень хорошо. До службы занимался в ансамбле народных танцев, что как-то сразу вселило в меня надежду на успех. Словом, мы быстро сошлись, я принёс Саламату гражданку и уже на следующий день отправился с ним гулять по городу.

Саламат был разговорчив, рассказывал о Казахстане, родном шахтёрском городке, в котором по утрам на подушке остаётся чёрный след от угольной пыли, об институте, в котором учился, о том, как соскучился по танцам. Я не сомневался, что он станет моим пассивом, но и разговаривать с ним об этом не хотел. Только когда уже подходили к дому, как бы невзначай, что-то показывая, другой рукой провёл по его заднице — упругой соблазнительной попе танцора. Саламат никак на это не отреагировал, сделал вид, что не заметил, а может, и в самом деле списал всё на случайность.

Дома мы поужинали, ещё малость поговорили ни о чём, и я предложил Саламату идти в душ, а сам отправился стелить постель. Услышав, что вода в ванной перестала литься, я сел на кухне на стул и расстегнул джинсы — и вот в такой позе встретил вышедшего из ванной казаха.

Саламат вышел, обернувшись полотенцем — трусы он явно постирал в ванной, так что на нём ничего, кроме этого полотенца, не было. Я оценил тренированное смуглое тело танцора, его сильные красивые ноги… Он смотрел на меня, закусив губу и явно смущаясь. Я ободряюще улыбнулся ему и одним кивком головы предложил подойти. Он понял и подошёл к стулу. Я чуть откинул голову назад, предлагая ему опуститься на колени и так же ободряюще улыбаясь. Он стал опускаться, полотенце мешало ему, и Саламат отбросил его на соседний стул. Теперь он стоял передо мной совершенно голый, с опущенной головой. Я взял его за подбородок, достал из трусов вставший член и ткнул его в сомкнутые губы Саламата.

Солдат открыл рот. Член легко и уверенно нашёл своё место за щекой пассива, и я стал трахать Саламата. Но долго в такой позиции я находиться не хотел. Взяв парня за руку, я повёл его к постели, где всё — в том числе и крем — было готово к тому, чтобы лишить казаха невинности.

Саламат уже полностью подчинился моим действиям. Он лёг на живот, я смазал его отверстие, немного поработал с ним и поставил парня раком. Было видно, что солдату нелегко — но он очень старался. Через минут 30 всё было кончено, и я, обняв Саламата, уснул рядом с ним, чтобы вновь оттрахать его уже поутру. С Саламатом я встречался после этого ещё несколько раз, пока он был в госпитале. Я всегда вёл себя с ним, как с классной тёлкой: уверенно лапал за задницу, усаживал к себе на коленки, трахал в своё удовольствие — но никогда не говорил с ним о сексе. Я даже не знаю, был ли я у Саламата первым парнем — но почему-то уверен в том, что не последним.