Подкатегория: без секса
Обычный подъезд типового дома. Поздний вечер (тоже, наверное, обычный).
Я спускаюсь по лестнице, чтобы курнуть на улице. (Прошлый бойфренд приучил. Не выносил дыма.) Толкаю дверь подъезда и… Она упирается во что-то снаружи. Толкаю сильнее. С той стороны оказывается какой-то пацан, сидящий на корточках, подперев дверь спиной.
— Не зашиб? — спрашиваю его, когда он сдвинулся в сторону.
— Ничо, — отвечает не сразу (видимо, под хмелем). — Закурить будет?
Голос хрипловатый, но приятный.
— Хороший вечер, — говорю я нам обоим.
Но «корточки», кажется, иного мнения.
Вокруг козырька полощет дождь. Вдыхаю его аромат вместе с дымом сигареты и улыбаюсь. Скажете — глупо? Просто я люблю такую погоду. Чтоб безветренно, тепло и дождь… Да и чего бы мне не лыбиться в свой первый день отпуска?
Делать всё равно нечего, торопиться некуда, и я потихоньку пытаюсь рассмотреть сидящего рядом парня. Однако лицо его скрыто ночным полумраком двора и капюшоном кенгурёхи. Он ещё очень молод, судя по комплекции. Худоват. Зато плечи хорошие.
— А чо ты тут сидишь? Уже поздно.
— Та неохота в кедах по дождю хлюпаться. Был здесь в гостях у кента… Кароч, он там с девкой остался, а меня вытурили, чтоб, типа, не отсвечивал. Очень надо. С Машкой и срать-то рядом противно, а уж соблазняться ею и подавно. Да ну их нах.
— А у кого был?
— У Вадика.
— Кажется, знаю. С третьего этажа… И что? Так и будешь тут на карачках солнца ждать? Может, айда ко мне? Могу пивасика предложить.
— Хэх. Невдобняк чо-то. И поздно какбэ.
— Да брось ты эти шманцы. Мне, всё одно, скучно одному.
— Ну, лан. Всё ж лучше, чем на улице. Нольпяшка ещё вкатит.
За нольпяшкой, хоть и не без уговоров, покатила рюмка «Перцовки».
— Мы же должны отметить мой отпуск. Святое дело! Как заладится, так и поползёт.
Потом, уже вообще без уговоров — ещё «Перцовка». За знакомство, за погоду, за матерей и их мужей (бывших и настоящих)…
Когда стрелки часов перевалили за час ночи, мы с Денисом превратились в лучших друганов.
— Лерыч, — так меня зовут, — ты мне там, во дворе, показался обычным стрёмным мужиком. Чо, думаю, пристал, урод? Не сидится им с бабами. Наружу выполз… Ха-ха. А при свете ты ваще молодым парнем обернулся. Симпотный, млин. Прикольный такой чел. На брата моего старшОго похож.
— Не цапаетесь с ним?
— Не, ты чо! Мы с ним не разлей вода. Он тоже, как ты, крепкий телом. Мне ваще по приколу мускулистые ребята. Такие надёжные, спокойные. В тренажёрке зависаешь?
— Редко. У меня дома своя штанга валяется.
— Удобно. Кста, а чо один тут? Где твои все?
— Мои все — это я и вон тот котяра Никифор.
— Породистая тварина, — парень тянется рукой и чешет «дежурного по кухне» за ухом. — А, типа, жена?
— Год уж без никого. Вася теперь в другом городе живёт.
— Хы-хы. Вася? Странное имя для девушки.
— Та нет, ничо. Если учесть, что моего бывшего мужа звали Василий Николаевич.
— Опаньки! Ха-ха… Так, значит, «жена» — это ты и есть? Фигасе!
— Это не определяюще. Когда муж, когда жена…
— Гом значит?
— Ну, типа того.
— Странно. Я их себе иначе представлял.
— Ничего, что мы за одним столом? Не напряжно с гомиком-то?
— Та нискока. Я в «Кульке» учусь. У нас там с этим — обычно.
— Хы-хы. Белая кость, голубая кровь. Богема, одним словом?
— Ебёма… Если одним.
— А ты живёшь с предками?
— Не-а, в общаге. Я из Новороса.
— И как? Весело в общаге? Артисты кругом, куда ни плюнь.
— Типа, не скучно. Песни-пляски, шманцы-зажиманцы.
— Ты тоже поёшь?
— Да так…
— Слушай, а забацай чо-нить. У меня гитара есть.
— Ну давай. Наверное, вот эта подойдёт к случаю… Лично для тебя.
Парнишка отодвинулся от стола, побренчал что-то, настраивая, и…
И всё вдруг изменилось. Исчезла кухня, квартира… Остались лишь его задумчивые глаза, смотрящие в самую душу. Да голос. Негромкий басок, с хрипотцой, но такой родной, доверительный…
«Ночь. Ночь, погаси огни.
Прочь, прочь скуку прогони.
Сбрось с плеч ты мою печаль.
Дай прилечь на звёздную шаль.
Как жаль мне друга терять,
Ведь едва ль найду я его опять.
Ночная тишь, ты избавь нас от бед.
Пусть останется лишь улыбки след.
Растворился в дали друг мой любимый.
Я один лишь тоскую, в разлуке скорбимый.
Дай же крылья мне, ветер, чтоб к нему улететь.
Дай, соловушка, голос песню милому спеть…»
Я слушал, совершенно зачарованный им, и с ужасом понимал, что влюбляюсь. Втрескиваюсь, втюриваюсь, врюхиваюсь!.. В это милое лицо, в нос с лёгкой горбинкой, грустные голубые глаза, в его пальцы, лихо бегающие по струнам, в его спокойную манеру держаться. Да во всё!
Но зачем мне он? Почему пришёл в мою жизнь? Ничего ведь не будет больше, кроме сегодняшнего вечера. Мы разойдёмся. Да, собственно, и не встречались. Судьба заранее развела нас параллельными курсами.
Как же болезненно бывает одиночество! Не тогда, когда сам готовишь себе завтрак или ложишься в постель с одной подушкой. А рядом вот с таким же вторым… Но не своим.
Сердце чувствует его родство, бьётся в унисон («как брат», — сказал он), а мозг отвергает. Эх, подойти бы да обнять его, оплести бы пальцами, спеленать поцелуями, одурманить паутиной слов и взять в полон жаром души…
Песня закончилась, но его глаза так и смотрели в упор. Сколько космической боли читалось в них! Ну я — понятно. А что же с ним-то не так? Не думаю, что настолько могла подействовать песня. Скорее наоборот — именно ею он пытался что-то сказать. Что? Кому? Неужели мне?..
Нет, глупость. Наверное, я просто сегодня нехило наквасился, и мне кругом мерещится любовь.
— Знаешь, артист, а давай-ка на боковуху. Тебе утром на занятия, наверное, надо, — прерываю затянувшуюся паузу, так и не выяснив, что хотел сказать парень.
— Угу. Ну да, прям с ранья. Извини за вторжение. Всё так странно… Спасибо тебе, брат. Тогда я в душ. Можно?
— Конечно. Там всё есть. Приползай потом на диван.
И, едва разложив постель, я мгновенно отрубаюсь, не дожидаясь Дениса из душа. Сказался алкоголь.
А наутро…
С трудом разлепляю глаза и упираюсь ими через молоко пелены в знакомую наглую харю Никифора. Эта усатая тварь укоризненно смотрит, взгромоздясь передними лапами ко мне на диван, и я вспоминаю, что забыл налить ему с вечера в миску воды.
— Ну, прости. Твой хозяин заболел. Видишь, как несёт… лекарством? Фу…
И кот, словно соглашаясь, фыркает. А может, и на самом деле всё понимает. Они бывают очень умными.
По ходу, мне и самому бы сейчас миска воды не помешала.
Скашиваю глаза в другую сторону и вижу вчерашнего знакомца. Там, подложив махровый банный халат под голову, тихо сопит симпатичное создание, подвернув под себя ноги.
На фига он халат сюда из ванной припёр?
Вот, блин, подушка-то ведь у меня одна… После Василька я демонстративно выкинул всё, что от него осталось, на помойку.
Очень гостеприимно! Самому развалиться на подушке, а гостю — на чём попало.
Во всяком случае, по ходу, я к нему ночью не приставал. Это уже характеризует меня как воспитанного человека.
— Эй, студент! Ты дрыхнешь, как пожарник. Десять часов ваще-то. Не опоздаешь?
— Десять?! Йопт, уже опоздал. И намного… Ну, терь уж всё равно, — и он смачно потягивается, высунув ноги из-под одеяла.
— Ты помнишь вчерашний вечер? И вообще — где находишься? Это не общага, — я поворачиваюсь к гостю и нагло прижимаюсь к нему.
А и к фигам все этикеты! Он сам добровольно припёрся.
Блин! А как бы я хотел, чтобы на месте Дэна сейчас оказался тот, с которым душу пополам. И сердце, и небо — всё на двоих…
Да, собственно, — с ним бы как раз…
— Ой, а чо это горячее в бок упирается? Рука? — всполошился студент.
— Хах, это не рука, — оттягиваю свой край одеяла, показывая.
— Ох, сука, ни хрена се гаубица у тя!
И я, застеснявшись, опять прикрываюсь одеялом.
— Стой-стой. Дай ещё позырить.
Он опять приоткрывает одеяло. В глазах восторг.
— Вот это болтяра! Потрогать можно?
Блин, наглый этот мелкий, как паровоз, да? И не показал бы конечно. Но я уже завёлся. Мне хочется контакта!
— Хоть сто порций, — откидываю одеяло совсем и с удивлением обнаруживаю, что Денис тоже лежит без трусов.
— Мы чо, оба голяком дрыхли?
— Йоптеть… Знач так. Я люблю без всего. С пьяни не врубился, что в гостях. Прости.
— Да путём всё. Фифти-фифти. А у тя тоже торчун в небе. Хы-хы…
— Известное дело по утрецу-то.
Он, наконец, тянет руку и очень осторожно, даже нежно обхватывает мой ствол ладонью.
— Музейный экземпляр. С таким в мужья не стыдно.
— Да и в жены нормально. Хи-хи. Твой-то пистоль тоже хоть куда. Хоть туда, хоть сюда…
— Та никуда пока не удаётся.
— Но это же легко поправимо…
Чувствую, что если не остановлюсь прямо сейчас, то сорвусь в пропасть. А так есть шанс с Денисом хоть в приятелях остаться. Клёвый он парнишка.
— Ладна, харош щупаться. Не в трамвае. И так много для одного утра. Раз, я вижу, ты всё равно на занятия забил, может, после завтрака махнём в парк к озеру? Там по понедельникам ни души. Вон и солнышко высунулось. Пошляемся вволю. А?
— А что? ОК! Туса так туса. Мне тож перезарядка нужна…
Набегавшись и навалявшись по траве (мерились силой), мы брели по тропинке вдоль берега и рассказывали друг другу всякие истории из прошлого. Свою юность я предусмотрительно не трогал — не хотел смущать Денискино «натуральное» эго. Не то, чтоб у меня всё хреново было. Просто моя ориентация по умолчанию осталась за скобками. Он не вспоминал, а я тем более.
Но вдруг наш беззаботный разговор принял совсем иной оборот.
Денис остановился и присел на корточки. По ходу, это была его любимая поза.
— Лер, мне тебе сказать кое-что надо.
Не люблю я эти позы «унитаза», но сажусь рядом, уравновешивая нас в росте.
— Ну, я весь твой, слухаю.
Чувствую, нервничает парень. Вскочил, опять сел. Сорвал травинку…
— Мы вроде как закорефанились с тобой. Хоть и времени мало прошло. Как бы это сказать… Ну, понимаешь… Ещё с вечера я всё смотрю на тебя и думаю. Понравился ты мне, блин, до зарезу. Моя тоскливая одинокая житуха — ни в пизду, ни в кавалерию. А с тобой клёво ваще, уютно, как дома совсем. Ты мне братуху напоминаешь, говорил же.
— Спасибо! Это здорово! Тем более, что наша симпатия, по ходу, взаимна. Ты предлагаешь подружиться?
— Ага. Но я не совсем об этом… Лерыч, слухай… это… ну… кароч, чо там надо сделать, чтоб твоим мужем-женой быть?
Кажется, меня только что окатили тазиком ледяной воды… Торкнуло до пяток.
— Сделать? Та, собсна, ничего. Ты прикалываешься щас?
— Не, я серьёзно. Очень, — ответной улыбки действительно не было, и у меня заныло в животе.
Что я слышу? Верить ли? Это не было моей мечтой: чтоб с Денисом, и вдруг женой… Он мне, конечно, очень понравился, но я даже сам себе заикнуться об этом боялся, а тут такое внезапное признание. А-фи-геть!
Мысли лихорадочно суетились, напоминая броуновское движение муравьёв при пожаре.
Это была не растерянность. А радостная, полоумная растерянность! Как если бы я вдруг выиграл в лотерею 10 лимонов баксов.
— Удивил ты меня, Дэн. Звездец!
— Но если ты не хочешь… Если не ко двору, забей тогда.
— Не в том дело, хочу ли. А я ведь, блядь, как раз хочу! Сильно! Однако быстро это всё… Но, может, я не допонял, и ты просто… в смысле секса?
— Та, ну не-е. В смысле, трахаться я тож хочу. Но… блин, я о том, чтоб, типа, совсем жить с тобой. Любить тебя… Вот я и сказал это слово. Первый раз — мужчине. До вчерашнего вечера ничего подобного даже в кепке не водилось, не то чтоб в мозгах. А сейчас, сука, хочу! Можно я тебя поцелую, Лерчик?
И мы растянулись на траве, даря друг другу наши первые поцелуи…
Вот так мы стали гей-семьёй, лишь вчера впервые увидевшись.
Скажете — не бывает?
Как всё-таки полезно курить на улице! Ребята, не сидите вечерами по домам. Там, за дверями подъездов, подперев их спиной, вас может ждать ваша судьба. Вперёд!